Суета сует - Борис Курланд
– Купила на бедуинском базаре, в прошлую субботу, – соврала Галя.
– Ты с ума сошла, разве у бедуинов можно покупать лекарства! Они их делают из верблюжьего говна, сушат на солнце, смешивают с травами, потом растирают в порошок. Мне один турист рассказывал, он в Синай поехал на экскурсию…
Пациент у двери не выдержал:
– Сколько можно ждать, Браха, у меня приступ астмы, а вы с Гали болтовней занимаетесь.
Медсестра не осталась в долгу:
– У тебя, Шмулевич, приступы астмы через день после ругани с женой. Ты лучше уши заткни при семейных разборках, поверь мне, никаких приступов не будет.
Прикрепив пластиковую маску с трубкой к лицу пациента, Браха подмигнула Гале:
– Ну, рассказывай! Помогло народное средство?
– Всю ночь, без перерыва.
– Врешь.
– Посмотри на меня, как будто трактор по мне проехал.
Медсестра с некоторым сомнением посмотрела на женское лицо в поисках борозд, оставленных гусеницами машины. На Галиной коже видимых следов вчерашнего события не нашлось. Браха поинтересовалась:
– Порошок у тебя остался? Приворожу Жаки, меньше на других будет смотреть.
Недели через три Галя сделала анализ на беременность. Получив положительный результат, гордо показала бумажку Брахе. Та долго смотрела на написанное, скрывая навернувшиеся слезы, горячо обняла подругу. Жаки не хотел детей, сколько раз они ругались по этому поводу.
Галя родила девочку, чуть больше трех килограммов весом. Когда Браха пришла в больницу навестить роженицу, Галя попросила подругу стать крестной матерью.
– Можно назвать девочку в честь твоей матери или бабушки, – предложила подруга, – как это принято. Посоветуйся с мужем.
Галина сделал протестующий жест:
– У нас в семье женщины умерли молодыми, бабушка от голода на Украине, маму вместе с отцом убили бандеровцы. Мы тогда жили в каком-то городишке в Закарпатье, ночью бандиты ворвались в дом, в упор расстреляли родителей в постели, меня с сестрой пожалели. Мы с Бертой воспитывались в детдоме, пока нас разыскал дядя, мамин брат. Двоих он не мог содержать, поэтому подыскал мне приемных родителей, бездетную пару из Тирасполя. А я хочу, чтобы девочка моя жила долго и счастливо.
Браха радостно всплеснула руками:
– Так назови ее Ора, свет на иврите, а хочешь более нежно – Орит. Будет тебе свет на всю оставшуюся жизнь.
Часть вторая
Тель-Авив. 2017 год
Алон
Алон положил перед собой чистый лист бумаги, провел ручкой сверху вниз четыре линии, получились четыре колонки. Вверху провел жирную перпендикулярную черту. В полученную таблицу внес заголовки – имена и фамилии, место проживания, номера телефонов. В заглавии четвертой колонки написал «Что делать».
Выглядело это следующим образом:
Положение казалось плачевными. Из данной таблицы явствовало только одно: выяснить, каким образом Авива оказалась не его дочерью, практически невозможно или, вернее, не у кого.
Если бы Орит объяснила, как получилось, что Авива оказалась не его дочерью… Но. По утверждению доктора, вероятный срок возврата жены в нормальную жизнь скрывался в тумане времени.
Отец в очередной раз пропал в России. На телефонные звонки не отвечает, сообщения, оставленные на автоответчике, оказались тратой времени и денег. Полететь в Москву и там попытаться найти его не представлялось возможным. Московские адреса отца постоянно менялись, в последнем разговоре он намекнул о вероятном переезде за город, в дачный поселок. Что он там намеревался делать, выращивать помидоры и огурцы? Введенский-старший никогда не приглашал Алона приехать из Израиля к нему в гости, увидеть в Москве места, где родители выросли и жили, попробовать мороженое «Эскимо», о котором с ностальгией вспоминала бабушка, посетить исторические места, знакомые по книгам и телевизионным передачам. Иногда в конце телефонных разговоров Алон как бы невзначай спрашивал, когда наконец-то увидимся, внучка твоя растет, скоро в армию пойдет, на что следовали разные отговорки: у меня полно дел, а тебе надо уделить внимание, я переезжаю, как только обоснуюсь на новом месте, обязательно позову тебя в гости. Пару раз отнекивался болезнью жены, имя которой никогда не называл, для Алона она так и оставалась «жена без имени». Один раз проговорился, назвал ее странным не то именем, не то кличкой – Золушка. Сколько ей лет, как она выглядит, чем занимается, как давно они знакомы?
Роза, а следом за ней и Сиван много лет назад перебрались в Англию преподавать в Оксфорде. Впечатленные научными трудами еще молодой тогда женщины, англичане предложили ей приличную зарплату, оплачиваемую квартиру и должность на кафедре математики. Она практически бросила его ребенком на попечение Киры. Раз в два года приезжала читать курс лекций в Тель-Авивском университете, останавливалась в гостинице, примыкающей к набережной. В Беэр-Шеву навестить сына не приезжала, отговаривалась нехваткой времени.
В последний раз Алон разговаривал с ней по телефону в Лондоне, где он находился по делам. Мать отказалась от встречи под тем же предлогом – прости, некогда. Поздно вечером она все-таки перезвонила в гостиницу, видимо, Шапиро уговорил.
Бабушка Кира вернулась вначале в Самарканд, сегодня живет в Ташкенте. После гибели Мотке в теракте она престала уделять внуку внимание. Мошавник, закончив дела в Хайфском порту, заскочил перекусить в кафе, туда вошел смертник с взрывчаткой. Оправдывая причину отъезда, утверждала, что известный местный кинорежиссер предложил ей сниматься в своем фильме в роли главной героини.
Нехама стала религиозной, поменяла мотоцикл на дом в Кирьят-Арба, пейсатого мужа, пятерых детей и глубокий сионистский дух.
Беэр-Шева. 2017 год
Света Нойман
На месте четырехэтажного дома с потемневшей от времени штукатуркой, проржавевшими решетками на окнах, многокилометровыми веревками с развешенным бельем, где Алон прожил почти половину своей жизни, красовались два модерновых девятиэтажных здания.
Поликлиника, которая когда-то обслуживала полгорода, больше не функционировала. Дряхлое помещение закрыли на ремонт или, вероятно, на снос. Выцветшее объявление на двери отправляло пациентов по другому адресу. Новое помещение больничной кассы отличалось современным дизайном: автоматические стеклянные двери, свисающие неоновые лампы, выложенный керамическими плитками пол, экраны телевизоров на стенах придавали помещению респектабельный вид.
Служащая, эфиопка с многочисленными афрокосичками, на вопрос Алона отрицательно покачала головой:
– У нас почти весь коллектив новый, – сообщила она, – я еще успела поработать в старой поликлинике несколько месяцев, но медсестру по имени Браха Азулай никто не вспоминал.
– А кто у вас сейчас главная медсестра?
– Ирена, пришла работать к нам сразу после окончания курсов, очень симпатичная. Спросите у нее, вскоре заканчивают брать кровь для анализов, – предложила служащая.
Поездка в бывший родной город казалась напрасной. В аптеке за прилавком стояла молоденькая девушка, по-видимому, недавняя выпускница университета, если судить по готовности обслужить клиентов. Алон купил упаковку с таблетками от головной боли, вместо сдачи попросил добавить коробку витаминов. В киоске через дорогу купил бутылочку грейпфрутового сока и проглотил две таблетки акамола.
К тротуару припарковалась машина со сложенной инвалидной коляской на крыше. Женщина за рулем прокричала хриплым голосом через опущенное стекло автомобиля:
– Эли, принеси две пачки «Мальборо», двести граммов семечек и пачку жевательной резинки «Базука» без сахара!
Хозяин киоска, темнокожий худой парень, похожий на индуса, кивнул. Женщина увеличила громкость радиоприемника, мужской голос с хрипотцой в голосе пел «купите бублички…»
Русский язык Алон знал довольно неплохо, до трех лет Роза и Кира разговаривали с ним исключительно по-русски. Когда его записали в детский садик, он был шокирован – он не понимал ни слова на иврите. Начались мучения, он отказывался ходить в садик, устраивал истерики с криками «я не буду учить ваш язык», «хочу быть с бабушкой». Положение выручила Нехама, она забрала мальчика на два месяца к себе в мошав, где он за короткое время выучил несколько сотен новых для него слов и обиходных фраз.
Женщина уменьшила громкость радио и, слегка наклонившись в сторону окна, окликнула продавца:
– Эли, ты еще долго
